Анапчанин по дороге в Москву напугал немцев круче, чем это было в Сталинграде

- Ты же Серёгу знаешь, - рассказывал молодой мужчина, лет тридцати, полному седеющему брюнету. - С ним без приключений никак. Вот и в Москву мы с ним съездили - хоть кино снимай. Сели в поезд, тронулись, и у Серёжи сразу шило в одном месте засвербело. А дай-ка, говорит, я до вагона-ресторана пробегусь, гляну, что там и как. Слушай, ну я же ему не мама, не папа - запретить не могу. Ушёл он. Я сижу, жду. Час прошёл, полтора. Мало-помалу смеркаться начало, а Серёги нет. Ну, думаю, зараза, влип уже куда-нибудь...

Тут дверь нараспашку, на пороге - друг Серёжа, пьяный в стельку, вся рука левая в крови, и дышит, как будто от волков драпал. Я к нему - где ж ты, скотина такая, был? А он мне: не поверишь, в тамбуре с мужиками поспорил, что стекло с одного удара выбью... И руку свою гордо так показывает - вот, мол выиграл... Я только за голову схватился. Нашёл полотенце, на Серого цыкнул - сиди, мол, тут тихо, а сам - в туалет. Намочил полотенце под краном, прибежал обратно в купе... а там следы крови везде, и никого.

Стиснул я скулы от злости так, что чуть зубы не хрустнули, и начал вагон обходить - не у вас ли дружок мой лучший? Одно купе, другое. Открываю дверь в третье - я ещё в Анапе заметил, что в него какие-то немцы-туристы садились - мама моя дорогая... стоит посреди купе Серёга, весь в юшке, и пистолетом-травматиком размахивает - помнишь, он его с полгода назад в Берлине купил? А на полках - четыре человека, трое мужиков и дамочка, худая, как вобла, в стенки вжались, лица зелёные, и что-то про себя бормочут в ужасе не по-нашему. Я только пару слов и понял: "капут" и "нихт шиссен" - ещё в детстве в кино про войну их сто раз слышал. Сдаюсь, мол не стреляй.

Первая мысль - всё, вляпались. Нападение на иностранцев... с оружием... Серый, ну ты и сволочь! Зачем? А он им мямлит, мычит пьяненьким голосом: ребята, по-братски.. .помогите с этой штукой разобраться... он же ваш отечественный. И дулом им чуть не в морды тычет. Я его поперёк тела хватаю и ору прямо в ухо: идиот, они же по-русски ни бум-бум. Чувствую, сник мой дружок. То ли в голове у него что-то щёлкнуло, то ли крик мой так подействовал. Только покатились по его щекам слёзы, голос стал виноватым. И говорит он: "Ой... простите, граждане... я в школе немецкий учил, да вот только кроме слов "швайне" и " хэндэ хох" ничего не помню...

4546